/ Главная / Города России / Переславль-Залесский

Герб Переславля-Залесского
Герб Переславля-Залесского
Переславль-Залесский — город с ярко выраженным характером. Ни у одного из среднерусских городов он не проступает так своеобразно. Здесь, в центре России, в месте, на сотни верст отстоящем от морских берегов, вдруг пахнет на тебя романтикой водных просторов, здесь встретишь рыбаков в высоких сапогах-ботфортах, людей с загрубевшими от ветра лицами, на которых, озорно блестя, вдруг откроются веселые голубые глаза. А под ординарной школьной формой купающихся мальчишек обнаруживается «морская душа» — полосатая матросская тельняшка. Переславль стоит на воде. Он подступает к самому берегу огромного и удивительного Плещеева озера. Город наискось прорезает поросшая вековыми ветлами река Трубеж, по берегам которой в Рыбачьей слободке, или попросту в Рыбаках, и сейчас живут и трудятся потомки знаменитых в Древней Руси рыбарей. Переславльские рыбаки некогда составляли особую общину, связанную круговой порукой и избиравшую своего рыбацкого старосту. Рыбаков по указу не брали в солдаты, они были не подсудны местному начальству ни по каким делам, «кроме одного душегубства». Рыбаки ловили в озере, на самой его глубине, знаменитую «переславльскую сельдь», поставлявшуюся к царскому столу. Переславльская копченая сельдь была не только лакомым блюдом, она символизировала единение Переславля с Москвой, ибо княжество Переславльское в 1302 году первым присоединилось к Москве, положив тем самым начало ее возвышению. Переславль часто сравнивают с Венецией, и дело тут не в том, похожи или не похожи между собой эти города. Конечно, внешне совершенно не похожи. Другое роднит русский и итальянский города: и тут и там вода вошла в быт, в уклад повседневной жизни людей — по ней гуляют, она кормит, по ней возят дрова, сено, даже навоз на огороды, возле нее отдыхают и любят, на ней работают. Ветки старых, подмытых и покосившихся ветел достают до середины реки, к их обнажившимся корням привязаны лодки. Лодки здесь особенные, не такие, как в Ростове на озере Неро, на Волге или Днепре. Это огромные пироги, раньше их делали из цельного ствола громадной осины, а борта надшивали. Теперь их сколачивают из досок, но лодки сохранили свою традиционную форму — они изогнуты и сужены к корме и носу —с Плещеевым озером шутить опасно. При ветре оно грозно играет покрытыми пеной и гребнями стремительными валами. Озеро мелко у берегов, но его песчаное, утрамбованное волнами дно постепенно воронкой уходит в глубину, которую непременно почувствуешь, ощутив под ногами тонкое и зыбкое днище.

Плыть на лодке по Трубежу все равно, что, скажем, под восхищенными взглядами прохожих плыть по Большой Ордынке. Бревенчатые дома рыбацкой слободы стоят у самой воды, огороды подбираются к кромке берега, на котором сушатся сети. И если два приятеля вечерком выходят на завалинку покурить, они обязательно прихватывают с собой удочки и между делом пытают рыбацкое счастье. Кошки ходят из дома на реку пить воду и брезгливо трясут лапами, ступая по сырому песку. Когда тихо, озеро немного попахивает болотцем и рекой, но стоит двинуться ветру, дохнет такой свежестью, только держись!

Переславль-Залесский
Переславль-Залесский
По Трубежу непрерывно снуют лодки, слышен скрип уключин, гулкие удары волны о поднятые днища. А под вечер из устья реки на простор озера одна за другой, как торпедные катера в атаку, выскальзывают узкие рыбачьи лодки. Они скоро совсем исчезают вдали, но над водой постоянно висит пульсирующая от ветра дробь моторов. Вода — озеро и река — определяет характер Переславля-Залесского. Она, собственно, и послужила причиной для основания именно здесь этого русского города. В нескольких верстах от нынешнего Переславля, на высоком берегу, рядом с близко подступающим бором стоял древний мерянский город Клещин. Лучшее место для города трудно было отыскать, но водный торговый путь, шедший из Волги через Нерль, Сомино озеро, Вексу, Плещеево озеро и далее по Трубежу, проходил мимо. Мимо проплывали большие лодки суздальских купцов, везшие в Новгород опольный хлеб.

Понимая все это, Юрий Долгорукий, возвратившись в 1152 году из похода под Чернигов, заложил большой храм не в Клещине, а в Переславле, положив тем самым начало городу. В отличие от южного Переславля, город назывался Переславль-Новый, Переславль-Суздальский и Переславль-Залесский. На заре русской жизни, когда средоточием ее был Киев, местность, занимаемая нынешним Переславлем, входила в состав «Страны Залесской». Город находился за Брынскими, или Брянскими лесами. Он стоял «в лесу», как Юрьев «в поле». Отсюда и название обоих городов: Переславль-Залесский и Юрьев-Польской.

Город рос быстро. Он был окружен сохранившимся до наших дней мощным земляным валом и построенной за одно лето деревянной стеной с двенадцатью боевыми башнями. С севера вал омывала река Трубеж, названная так в память южнорусского Трубежа, с востока — река Мурмаш, с юго-запада подступы к нему прикрывало большое болото. Помимо вала, город был опоясан глубоким рвом, укрепленным к тому же надолбами и щетью — набитыми торчком острыми кольями. Ров красноречиво назывался Гроблей. Крепость по тому времени была неприступной. Местоположение ее продиктовано конфигурацией основного ядра города: кремль не круглый, а грушевидный, одна из главных улиц, идущая по диагонали, нарушает традиционную радиально-полуцентрическую планировку. В город вели трое ворот, четвертым проемом в валу был тайник, ведший к реке и колодцу, на случай осады. Кремль достаточно обширен. Это не княжеский детинец, а город-крепость.

Трубеж
Трубеж
Заложенный Юрием Долгоруким Спасо-Преображенский собор переходом, как подтвердили это раскопки Н. Н. Воронина, соединялся со стоявшим у северных стен города княжеским дворцом и далее — с самими крепостными стенами, составляя с ними, вероятно, единую, хорошо продуманную оборонительную систему.

Сохранившийся до наших дней Спасо-Преображенский собор, достроенный Андреем Боголюбским, стоит у края обширной городской Красной площади. Собор приземист. Его внутренние и внешние объемы четко выявлены в линиях апсид и плоских лопаток, полукруглых закомар и горизонтали отлива. Суровую гладь стен прорезают лишь узкие щели окон-бойниц да три скромно убранных портала. Собор, некогда накрытый низкой, шлемовидной главой, выглядел еще внушительнее и кряжистее.

По контрасту с лаконизмом не тронутых украшением стен, более нарядным кажется немудреный узор, обегающий главку и вершины апсид собора: висячие арочки, углом поставленные камни, округлый поясок и пунктир из каменной зерни. Орнамент прост, как вышивка на полотне, и в этом его суровая прелесть. Белокаменный собор и сейчас великолепно выглядит на фоне поросшего зеленой травой высокого крепостного вала, на котором пасутся коровы и бродят белоснежные петухи с прозрачными от солнца рубиновыми гребнями.

Правым берегом озера иду от города до стоящей на месте древнего Клещина деревни Городище. Рядом с ней Александрова гора, почти у подножия которой, у самой воды, лежит легендарный Синий камень — огромный валун, которому, как языческому богу, поклонялись меряне. В христианское время его закопали в глубокую яму, но камень снова «вышел» на поверхность. Позже его решили уложить в фундамент новой церкви и повезли по льду через озеро. Но лед не выдержал тяжести каменной глыбы, подломился, и языческий бог рухнул на дно. Однако и тут вода постепенно вытеснила его на берег, туда, где в прибрежной тине и топи он лежит сейчас. Все это заметно упрочило легендарную славу Синего камня, сделало его предметом поклонения. А дело обстоит просто: весной на озере дуют сильные ветры, волны крошат лед и надвигают на северный берег высокие торосы. Ветер, волны и ледяные валы постепенно выдвинули камень по плотному песчаному дну озера, полого опускающемуся в глубину.

Переславль-Залесский
Переславль-Залесский
С Александровой горы открывается прекрасный вид на озеро и город. Город лежит в низине реки, его окраины подняты над центром по склонам подступающих с севера и юга холмов. Прибрежная зелень, сливаясь с зеленью садов и огородов, стирает грань, разделяющую воду и сушу, и кажется, что городские кварталы придвинуты к самой воде и вырастают из нее. Трубеж прорезает береговую часть Переславля точно посредине. Его ровное устье еще совсем недавно фланкировали две высокие церкви. Одна из них была снесена тщанием местного начальства. Поднимающиеся из воды столпы церквей были словно водяными воротами города, а Трубеж — его широкой и ровной дорогой. Панорама города особенно хороша к вечеру, когда солнце, обогнув озеро, уходит к его лесистым западным берегам, и в лучах вечерней зари отсветами играют окна строений, белеют колокольни среди пышной зелени садов и огородов, и даже дым фабричных труб кажется четко нарисованным на фоне розового неба.

Александрову гору связывают с именем Александра Невского, выстроившего здесь то ли храм, то ли свой дворец. Уроженец Переславля, Александр подолгу жил в своем удельном княжестве во время ссор с именитым новгородским боярством. Он прибыл на княжение в Переславль двадцатилетним героем, окруженный славой сражения 15 июля 1240 года. Тогда молодой князь с горсткой храбрецов разгромил на Неве шведское ополчение под командой Биргера. Русь переживала тяжелое время: в ее пределы хлынули вооруженные полчища татар. В феврале 1238 года Батый обрушился на Переславль. Александр княжил тогда в Новгороде. Придя в Переславль спустя два года после побоища, Александр отстроил сожженный город. Однако с запада на Русь надвигалась новая гроза. Пользуясь слабостью истощенного нашествием народа, на Псков и Новгород двинулись немецкие крестоносцы. Пал Псков. Забыв обиды, Александр принял в Переславле новгородских послов и вместе с переславльской дружиной выступил на борьбу с псами-рыцарями. Молодой князь, почти юноша, сумел возглавить подъем народа и блистательно провести кампанию, завершившуюся битвой 5 апреля 1242 года и разгромом иноземцев на льду Чудского озера. Вместе со своим князем сражались боевые дружины переславльцев, новгородцев, владимирцев, псковичей и суздальчан. Битва с ненавистными захватчиками стала народной освободительной войной—проявлением патриотизма. При сыне Александра Невского князе Дмитрии Александровиче Переславль достиг своего короткого, но блестящего расцвета. Князь Дмитрий, оставшийся старшим в роде, в 1276 году получил великое княжение. Но, исполнив все формальности во Владимире, остался в Переславле, оказавшемся таким образом в семидесятых годах тринадцатого века стольным городом русской земли. Однако татарское иго и особенно междоусобицы князей помешали воплощению недолгого величия Переславля в каких-либо монументальных памятниках. От того времени ничего не осталось. Особенно досаждал Дмитрию, а с ним и Переславлю брат великого князя Андрей, которого Карамзин назвал злобным сыном великого отца. Интригуя против Дмитрия, Андрей несколько раз приводил на Русь татар. Но все же Переславль был столицей Руси, и ее великий князь Дмитрий похоронен в переславльском Спасо-Преображенском соборе.

Переславль-Залесский
Переславль-Залесский
Болезненный, рано скончавшийся сын Дмитрия Александровича Иван, обойдя жестокого и нелюбимого владимирского князя Андрея, завещал Переславль своему младшему дяде — московскому князю Даниилу, «того бо любяше паче всех».

С тех пор, с 1302 года, история Переславля тесно переплелась с историей поднимающейся Москвы. Переславль был первым ее другом и союзником, когда молодая Москва только начала входить в силу; он остался ее верным приверженцем и когда великокняжеская Москва пошла во главе русских городов к своей славе.

Невдалеке от древнего Спасо-Преображенского собора с западной стороны Красной площади возвышается шатер известной церкви Петра митрополита. Эту небольшую и интересную церковь не сразу рассмотришь на фоне смешных куполов Нового собора; большие эти купола на непомерно длинных, как будто нарочно вытянутых барабанах, напоминают головы птенцов, качающиеся над гнездом на тонких голых шеях.

Нынешняя каменная церковь Петра митрополита стоит на месте несохранившейся деревянной церкви, поставленной, возможно, в память состоявшегося в 1310 году в Переславле собора, судившего митрополита Петра. Тверской князь обвинил митрополита в симонии, то есть в продаже церковных должностей, а попросту — во взяточничестве. Однако собравшийся собор оправдал митрополита Петра, тверской князь, соперничавший с Москвой, потерял союзника, а московский приобрел в лице оправданного митрополита нового друга.

Существующая церковь была построена на княжеском дворе в шестнадцатом веке: в подклети храма, по преданию, хранилась княжеская казна. Если постараться не замечать поздней и довольно уродливой колокольни, силуэт церкви выступит отчетливее и наряднее. В основу ее плана положен крест, над которым возвышаются массивные стены, расчлененные лопатками и увенчанные кокошниками. Еще выше в средокрестии поднимается восьмерка шатра. Храм с трех сторон окружен открытой галерейкой. В конструкции церкви видны отголоски шатрового зодчества Москвы и прежде всего церкви Вознесения в Коломенском. Шестнадцатый век явился эпохой нового расцвета Переславля. Но это был уже расцвет не княжеского, стольного города, а Переславля, славного богатством и святынями монастырей. К шестнадцатому веку относятся основные его памятники.

Переславль-Залесский
Переславль-Залесский
Вторая половина века определяется деятельностью Ивана Грозного, а имя грозного царя тесно связано с Переславлем. Здесь Василий III с княгиней Еленой Глинской вымолили наследника, а будущий переславльский святой Даниил был крестным отцом Ивана IV; сюда Иван Грозный часто приезжал поклониться святыням; здесь, недалеко от Переславля, родился царевич Федор, в честь его Грозный заложил собор в Федоровском монастыре. Позже Переславль перешел в опричнину и был важной ее крепостью на северной дороге.

Никитский монастырь, стоящий на высоком северо-восточном берегу озера, между древним Клещином и Переславлем,— ровесник старейшим сооружениям города. Затворник Никита, давший монастырю свое имя, был княжеским сборщиком при воздвижении Переславля. Сборщик прославился жестокостью, лихоимством и казнокрадством, однако, как говорят жития святых, раскаялся и ушел в монастырь замаливать содеянные злодейства. Он вырыл себе келью «Столб» и находился там в добровольном заточении, не снимая тяжелых вериг. За Никитой укрепилась слава чудотворца, но вскоре он был убит, чем была посрамлена его репутация. Подхожу к Никитскому монастырю по дороге с юга. За Галевым потоком, от которого остались ручеек и овраг, он встречает гладью белых крепостных стен, массивом собора, Благовещенской церковью и пристроенной к ней вытянутой прямоугольной трапезной. Воздвигнутая в начале девятнадцатого века «для вящего благолепия обители» высокая колокольня не производит впечатления, она тяжеловесна.

Пятиапсидный храм, нарядная Благовещенская церковь с приставленной к ней шатровой колокольней и обширной двухэтажной трапезной составляют массивное ядро монастыря. Двор его невелик, службы расположены у стен, составляющих, пожалуй, гордость монастыря. Шесть разных по конфигурации башен защищают монастырь, они соединены мощными крепостными стенами, с зубцами бойниц, отвесными варницами и проемами для «подошвенного боя». Из башен особые двери ведут на стены, по которым обхожу вокруг монастыря.

Укрепляя опричнину, Грозный придавал Переславлю и его северной крепости — Никитскому монастырю — особенное значение, недаром он лично присутствовал на освящении заложенного им храма, почти поглотившего старую церковь Василия III.

Плещеево озеро
Плещеево озеро
Через Переславль шли дороги на Ростов, Ярославль и через Вологду — к Белому морю. На московской и калязинской дорогах свирепствовал с шайкой атаман Симон Воронов. Тела убитых, а также замерзших, утопленников, самоубийц и бедняков, погибавших во время частых эпидемий, хоронили в больших братских могилах «скудельницах». Над скудельницей ставили клеть и складывали туда поднятые на дорогах мертвые тела. Один раз в году город хоронил сразу всех загубленных и погибших.

На юго-восточной окраине Переславля, на Божедомье, монах Даниил основал в начале шестнадцатого века монастырь, названный позднее Даниловским. Грозный покровительствовал монастырю своего крестного отца.

Монастырь интересен одноглавым Троицким собором, построенным ростовским зодчим Григорием Борисовым, и трапезной палатой, сооруженной в самом конце семнадцатого века князем Барятинским, постригшимся в Данилов монастырь под именем старца Ефима. В каменных подвалах двухэтажной трапезной была «палата, откуда нагреваются церковь и трапезная». Собор, к которому пристроен придел Даниила и шатровая колокольня с башенными часами, в шестидесятых годах шестнадцатого века был расписан артелью костромских живописцев, руководимых Гурием Никитиным. Знаменитых костромичей, работавших в Московском Кремле, Ростове и Ярославле, часто отрывали для более важных дел, но и переславльский Троицкий собор украшен ими. Стены Данилова монастыря не сохранились и потому весь монастырь не представляет сейчас единого целого.

Расцвет Переславля оборвали годы смуты и лихолетья, сопутствовавшие польско-литовской авантюре начала семнадцатого века. Переславль осаждали и грабили враги, жители города не раз восставали и боролись, как могли, но их сопротивление увенчалось успехом, лишь слившись с борьбой всего народа, поднявшегося против самозванцев и иноземных захватчиков. Весной 1611 года Переславль был назначен сборным пунктом первого ополчения. Кострома и Ярославль посылали сюда ратников и снаряды. Отсюда в следующем году к Троице-Сергиевой лавре двинулось ополчение Минина и Пожарского, освободившее Москву от «тушинского вора». Однако Переславль вскоре потерял свое былое историческое значение, теперь он в основном славится святыми местами. Но наряду с ними другое привлекало царей и их двор. Леса и воды «Страны Залесской» богаты зверем и птицей. Жители издавна промышляли охотой, бортничеством, собирая в лесах дикий мед и воск, в лесной глухомани устраивали бобровые гоны. Царь Василий III любил соколиную охоту, Иван Грозный предпочитал рогатину и охоту на дикого зверя. Здесь часто и азартно охотился Петр I.
Когда юному Петру показалась мала московская Яуза для потешного флота, он вспомнил о Плещеевом озере, лежавшем недалеко от столицы. Говоря об этом в преамбуле первого морского устава, Петр писал: «...я стал проведывать, где более воды, то мне объявили Переславское озеро (яко наибольшее), куда я под образом обещания в Троицкий монастырь у матери выпросился, а потом уже стал ее просить и явно, чтобы там дворы и суда делать». И действительно, что могло быть лучше для исполнения прозорливой петровской затеи, чем овальное глубокое Плещеево озеро.

Смотрю на него с горы Гремячей, поросшей березами и лийами. Прямо напротив туманится Александрова гора и древний Клещин, выглядит игрушкой далекий Никитский монастырь, правее его лежит в зеленой низине город, и дальше, на южных холмах — стены, купола и гребни красавца Горицкого монастыря. Влево — за блестящей синью воды раскинулась матовая синь лесов, прорезанных песчаной дорогой к Усолью и извилистой и прозрачной речушкой Веской, впадающей в заросшее камышом и лилиями мелкое Сомино озеро. В просвеченных солнышком до самого дна бочагах Вески стайками стоят темноспинные окуньки.

Рыбак
Рыбак
Озеро очень велико. Островский сравнивал его с огромным вспаханным синим полем, и в то же время оно все как на ладони, в раме ровных берегов, как блестящее дно зеленой и синей чаши. Как выгодно здесь представлялись когда-то маневры крылатых парусных кораблей. Небольшие петровские фрегаты были масштабны озеру. Это было начало русской морской славы. Со всей страстью своей натуры Петр привязался к переславльскому флоту. Ему невозможно было оторваться отсюда ни на один день; увлечённый работой, он писал Наталье Кирилловне: «А что изволили ко мне приказывать, чтобы мне быть в Москве, и я быть готов; только гей, гей дело есть». И работа спорилась, подгоняемая веселым и требовательным «Гей, гей!» молодого царя. И наконец «суда удались все зело хороши».

«А озеро все вскрылось сего 20-го числа (20 апреля 1689 года) и суда все кроме большого корабля в отделке, только за канатами станет и о том милости прошу,— писал Петр Наталье Кирилловне,— чтобы те канаты по семисот сажен из Пушкарского приказу не мешкав присланы были».

Уж не эти ли канаты, о которых молодой Петр просил матушку, лежат шершавой грудой в углу музея, храня на себе затвердевшие смоляные сгустки? Они вплетены в деревянные блоки, скрипевшие некогда на мачтах фрегатов и яхт, а возле стоят грубые и простодушные украшения кораблей, вырезанные сильной матросской рукой. Стрелецкий бунт, интриги Софьи и Милославских надолго отвлекли Петра. Но, укрепив свою власть, заточив мятежную Софью в Новодевичий монастырь, Петр снова вернулся на Плещеево озеро, превращая юношескую потеху в важнейшее государственное дело. К приезду Петра на горе Гремячей был выстроен дворец, где жил и буйно веселился Петр-плотник, назначенный «Господарским указом» князя- кесаря Федора Юрьевича Ромодановского к строительству большого фрегата. К лету 1692 года флот был отстроен и спущен на воду. Весь август шли на озере корабельные маневры и празднества. Петр сам палил из пушек, а с берегов флоту отвечали приведенные из Москвы Гордоном пешие полки, палившие из пушек же и «разного мелкого ружья». Мечтание исполнилось — прозрачные воды озера бороздил окутанный пороховым дымом свой флот. «Но потом и то показалось мало, ...того ради уже положил свое намерение прямо видеть море...» — записал Петр в морском регламенте. Выйдя на морские просторы, Петр не забыл свой переславльский флот, принесший ему столько надежд и радостей. Поэтому спустя тридцать лет, найдя свои корабли одряхлевшими и в забросе, царь собственноручно, своим неровным и стремительным почерком написал указ переславльским воеводам: «Надлежит вам беречь остатки кораблей, яхт и галеры, а буде опустите, то взыскано будет на вас и на потомках ваших...» Бережное отношение Петра к старине не случайно, оно укреплялось драгоценным убеждением «Хорошо вновь строить, а и старое, которое хорошо, не надо бросать...» Вычеканить бы эти слова на бронзе да повесить на каждом памятнике. От петровского флота, окончательно погибшего во время пожара, чудом сохранился лишь бот «Фортуна», стоящий теперь на горе Гремячей в Переславльском морском музее. Бот невелик — всего одиннадцать шагов от кормы до носа, но он свидетель зари военно-морской славы России. Если Никитский монастырь фланкирует Переславль-Залесский с севера, то белоснежный Горицкий охраняет его южную сторону.

На озере
На озере
Расцвет Горицкого монастыря падает на поздний, восемнадцатый век, когда в Переславле была учреждена епархия. Ансамбль монастыря, его стены и нарядные башни, пятиглавия Успенского собора и Всехсвятской трапезной церкви, придвинутые к северному гребню приозерных высот, составляют сказочную картину. Трудно решить, что лучше: северная или южная окраина Переславля, и потому помирить их может лишь общая панорама, открывающаяся с середины озера и охватывающая весь восточный край с городом, волшебно поднимающимся из прозрачных, напоенных холодными ключами озерных глубин. Но главную жемчужину Горицкого монастыря рассмотришь, лишь подойдя к нему вплотную. Это Святые и Проезжие ворота, занимающие юго-восточную часть ограды. Обращенные к московской дороге ворота особенно нарядны. Когда смотришь на них издали, каменный узор сливается в причудливое кружево, поражающее изысканной грацией линий и сочностью форм, когда же подойдешь ближе, не менее восхищают простота и остроумие приемов, которыми каменщики добивались неповторимого впечатления. Святые ворота с калиткой, палаткой привратника и проезжие ворота занимают весь угол монастырской стены. Ворот по традиции двое: «едиными вхожаху царие, князие и чин духовный, а вторыми народ общий и мертвых к погребению ношаху». Восемнадцатый век завершил развитие Переславля, он был разжалован из крепостей, и в 1759 году снесли его порядком обветшавшие боевые укрепления. Началась монотонная, замирающая жизнь небольшого провинциального городка. Окончательный удар Переславлю был нанесен в шестидесятых годах девятнадцатого века, когда новая железная дорога миновала город. Железнодорожная станция Берендеево была построена в двадцати километрах от Переславля, недалеко от Берендеева болота — вымершего озера, теперь заросшего мшистой трясиной, кустарником и ольхой. Здесь, на Волчьих горах при болоте, по преданию, в то время, когда на Александровой горе над Плещеевым озером пылали языческие жертвенные огни, стоял городок сказочного царя Берендея.

Сколько величественного, прекрасного и поэтичного в нашей истории, былях и сказаниях народа!