/ Главная / Города России / Суздаль / Архитектура Суздаля / XVIII век

С XVIII веком обычно связывается представление о коренной ломке допетровской старины и приобщении русской архитектуры к Западу. В Суздале все это протекало не так. Посадский люд в XVIII веке становится значительной городской силой, способной принять активное участие в сложении архитектуры города. Последнему способствовало и то, что монастырское строительство было заторможено указом Петра I в связи с постройкой Петербурга. Правда, кое-что в монастырях строилось и переделывалось применительно к новым веяниям времени. Уже с конца XVII века кельи Покровского монастыря украшаются изразцовыми печами, но в изразцах сохраняются старые формы и мотивы. Новшества были связаны с архиерейским двором, палаты которого украшаются изразцовыми печами иного архитектурного усложненного типа, с росписью по гладкому фону на различные жанровые сюжеты. По-видимому, в Суздале был довольно крупный центр производства этих изразцов, и ими снабжалась ближайшая округа. Конечно, подобные печи все шире проникали и в быт зажиточных горожан.

Не монастыри, не архиерейский двор, а именно горожане задают тон архитектуре Суздаля XVIII века. Главным объектом застройки является центральная часть города, то есть посад. Все деревянные храмы посада заменяются каменными. Но посадским людям, по-видимому, вовсе не импонировали те многоярусные вертикальные архитектурные композиции, которые в конце XVII века обильно воздвигались в крупных боярских и княжеских вотчинах и были переняты монастырями. Показательно, что рассмотренная нами Борисоглебская церковь — монастырская, Успенская же была «на княжем дворе». Построенные мастером Грязновым ярусные Святые врата Александровского монастыря, а также ворота б.Троицкого монастыря подтверждают сказанное. Архитектурные вкусы посадских людей выражали храмы посадского типа, и это вполне естественно. Следует также учесть, что Суздаль в начале XVIII века оказался оплотом антипетровской партии, в которой известную роль играла сосланная сюда первая жена Петра — Евдокия Лопухина. Все это предопределило живучесть в суздальской архитектуре XVIII века форм посадского зодчества. Более того: именно теперь это зодчество переживает свой «золотой век». Храмы вырастают как грибы подчас на расстоянии нескольких саженей друг от друга, что составляет неповторимую черту суздальского ансамбля. Конечно, в этом проявилась не какая-либо особая религиозность суздальцев, а, скорее, своеобразный местный патриотизм, любовь к красоте города, большая творческая энергия, которая при патриархальности городского уклада, по-видимому, не расточалась на сторону. В Суздале, как нигде, вспоминаются слова Л. Фейербаха: «Храм есть лишь проявление того, как ценит человек красивые строения. Храмы, воздвигнутые в честь религии, на самом деле создаются в честь архитектуры».

Оригинальной чертой суздальского зодчества XVIII века является строительство «парных» храмов — зимнего и летнего. Чаще бывало так, что второй храм (зимний или летний) строился рядом с возникшим ранее или пристраивался к нему. При этом замечается явное стремление к замене пятиглавия одноглавием. Таких архитектурных пар в Суздале немало, уже в них одних содержится ансамблевое начало, а в сочетании с постройками XVI—XVII веков они образуют незабываемые сказочно-живописные группы.

Первой ласточкой посадского зодчества XVIII века можно считать Входо-Иерусалимскую церковь 1707 года, построенную на краю площади близ проезда в кремль. Она служила своего рода мостиком, переброшенным от архитектуры кремля к будущей архитектуре посада. Что желание связать архитектуру посада с кремлем было не единственным, видно из постройки по одной линии с Входо- Иерусалимской церковью еще двух храмов — Предтеченского и Никольского.

Входо-Иерусалимская церковь первоначально была пятиглавой, но, как уже сказано, к пятиглавию пропадал интерес, поэтому при первых же неисправностях боковые главы были ликвидированы. По сравнению с храмами XVII века четверик Входо-Иерусалимской церкви очень снижен, в нем нет никакой репрезентативности, он выглядит совсем интимно. Миниатюрный барабан единственной главы едва намекает на культовый характер постройки; не будь громадной апсиды, здание выглядело бы почти гражданским. Интересным новшеством является отказ от сочного карниза под кокошниками, последние опираются своими пятами на консоли. В этом можно видеть первый шаг к отказу и от любимых кокошников, к дальнейшему сближению образа культового здания с гражданским. При Входо-Иерусалимской церкви некогда была необыкновенно изящная колоколенка, традиционный восьмигранный столп которой впервые увенчивался легким шатром сильно вогнутой формы, представляющим переход к шпилю. Эта форма полюбилась суздальским зодчим и неоднократно повторялась, придавая городскому ансамблю особую выразительность.

В том же 1707 году на противоположном краю площади была построена Цареконстантиновская церковь. Ее четверик выше и монументальнее, кокошники по традиции отделены карнизом и вместе с ним опущены значительно ниже свеса кровли, вследствие чего над ними образуется своего рода аттик, существенно подчеркивающий представительность храма. В архитектурном образе Цареконстантиновской церкви еще чувствуются отзвуки репрезентативных монастырских храмов, но легкое, изящное пятиглавие его, а также зубчатые городки и балясины-кубышки в венчающих поясах ослабляют эти отзвуки. Сочетание в храме геометрической выразительности основного четверика с легким кружевом декора очень типично для Суздаля, оно составляет одну из обаятельных черт его архитектуры.

К 1712 году относится небольшая одноглавая Никольская церковь, пристроенная в качестве теплой к уже знакомому нам большому пятиглавому храму Петра и Павла, образовав первую из характерных для XVIII века «двоен». Значение Никольской церкви увеличивается тем, что один из ее приделов — Алексеевский — связан с Евдокией Лопухиной, учредившей его в память о своем сыне, царевиче Алексее. Вероятно, к Никольской церкви присматривались и заказчики и мастера, видевшие в ней некий освященный образец.

На восемь лет позднее (в 1720 году) построена вторая Никольская церковь в юго-восточном углу кремля, у ворот, выводящих к Каменке. Ее куб и одноглавие, возможно, повторяют формы Никольской церкви 1712 года, хотя не исключено, что первоначально храм был пятиглавым. Тогда его судьбу можно сопоставить с судьбой Входо-Иерусалимской церкви, что очень показательно. Вместе с построенной тогда же Предтеченской церковью, стоящей по одной линии с Входо-Иерусалимской, Никольская церковь связывала архитектуру кремля с посадом. Это был первый пояс, который в дальнейшем все расширялся.

Четверик Никольской церкви довольно приземист, но это не снижает качества архитектуры, так как он выступает здесь не самостоятельно, а в органической связи с колокольней. Четверик нижнего яруса колокольни выведен на одну высоту с четвериком храма и объединен с ним кокошниками в основании восьмигранного столпа. Таким образом получился горизонтально растянутый блок с колокольней на западном конце. В этом противопоставлении горизонтального и вертикального объемов и в постепенном убывании высотных пропорций от запада к востоку чувствуется нечто новое по сравнению с обычной композиционной свободой посадских храмов. Подобное противопоставление прослеживается и далее. Куб храма и цокольный прямоугольник колокольни очень четки и ясны в своем геометризме. Восьмигранный столп колокольни с вогнутым шатром, наоборот, чрезвычайно наряден. Восьмерик столпа декорирован поясами полуциркульных кокошников, квадратных ширинок и восьмиугольных впадин, что создает богатую игру форм. В основании яруса звона пропущен карниз с полосой цветных изразцов и с зубчиками. Такой же карниз с изразцами венчает ярус звона, столбики которого оживлены рустовкой. Шатер вогнутой формы облегчен тремя рядами слухов восьмиугольного очертания, что вносит в образ постройки свежую струю. В еще большей степени это впечатление усиливается фиалами, поставленными в основании восьмерика и шатра колокольни, причем верхние фиалы отличаются от нижних. В нарядном облике колокольни чувствуется что-то голландское, ее мастера несомненно были знакомы с такими архитектурными новинками, как «Уточья башня» Троице-Сергиевой лавры, колокольня церкви Иоанна Предтечи в Ярославле и т. д., хотя не повторили ни одного памятника, проявив большую самостоятельность и оригинальность. В настоящее время колокольня Никольской церкви с ее вогнутым шатром является самым ранним из сохранившихся суздальских памятников подобного рода. Ее значение для архитектуры города и вообще Древней Руси очень велико.

Упомянутая нами Предтеченская церковь выглядит гораздо скромнее. Она выдержана в строгих, даже суховатых формах, напоминающих архитектурные образы XVI века. Особенно поразительно, что мастера отказались от любимого зодчими XVII—XVIII веков мотива подкровельных кокошников. Без них низкий четверик храма выглядит совсем как гражданская постройка, и лишь глава нарушает это впечатление. С гражданской постройкой Предтеченскую церковь сближает миниатюрная трапезная-сени, к которой примыкает крыльцо на колоннах-тумбах. Водруженный на крыльцо маленький восьмеричок с ярусом звона увенчан строгим прямолинейным шатром с традиционными люкарнами-слухами. В композиционном соединении колокольни с храмом наблюдаются те же особенности, что и в Никольской церкви: нижний четверик колокольни выведен на одну высоту с четвериком храма. Но восьмигранный столп не противопоставлен нижним горизонтально растянутым объемам, он уравновешен с венчающими частями храма. Во всем этом чувствуется отзвук «классических» образов XVI века. По-видимому, зодчие Предтеченской церкви были тесно связаны с наследием деревянной архитектуры, любили ее, возможно, сами много строили из дерева. По сравнению с Никольской церковью Предтеченская церковь представляет второй вариант посадского храма XVIII века. Третий вариант можно видеть в великолепной Воскресенской церкви, стоящей в центре площади.

Построенная в том же 1720 году Воскресенская церковь снова заставляет вспомнить архитектурные образы XVI века с их геометрической ясностью и гладью фасадов. Несколько заниженный четверик ее с массивным полукружием апсиды прекрасен чистотой своих форм, могущих сделать честь современным архитекторам. Некоторая приземистость четверика маскируется маленьким размером кокошничков, число которых достигает пятнадцати, то есть превышает число кокошничков на церкви Смоленской богоматери. Кроме полосы кокошничков только лента изящных балясинок-кубышек обрамляет верх четверика. Большие прямоугольные оконные проемы совсем не имеют наличников, что возвращает нас в XVI век. Но, в отличие от Предтеченской церкви, образ Воскресенского храма не вызывает никаких ассоциаций из области деревянного зодчества. Архитектура храма «каменная» по своей стилистической природе, и в этом отношении ее связь с XVI веком еще более органична. Интерес мастеров к архитектуре XVI века подтверждается и тем, что внутри храм двухстолпный. И лишь отказ от выражения этого двухстолпия на фасадах путем членения их лопатками, сохранение выразительности четверика во всей его кубической цельности говорят об архитектурных вкусах XVIII века. Небольшой двухъярусный восьмерик, несущий красивую главу, отражает некоторое влияние «московского барокко», но влияние это очень слабое: никакой ярусности в архитектурном образе не создается, и зодчие не вдохновлялись ею. Но восьмерик хорошо завершает куб храма, осовременивает его, в результате чего художественные элементы XVI века превращаются в элементы новой архитектурной эстетики. Гладкие стены с большими прямоугольными окнами без наличников производят почти «ампирное» впечатление.

По старой кремлевской традиции, храм выходит на площадь южным фасадом. Здесь устроено красивое крыльцо на круглых столбах с арками-висягами и декоративным фронтончиком, похожее на южное крыльцо церкви Иоанна Златоуста в Ярославле. Центральное положение Воскресенской церкви в архитектурном ансамбле площади подчеркнуто высоким столпом колокольни, расположенным у северо¬западного угла храма. Поставленный на четырехгранный цоколь восьмигранный столп повторяет композицию колокольни Александровского монастыря, но в стиле построек нет уже ничего общего. Своей декоративностью колокольня Воскресенской церкви мало чем уступает звоннице Никольского храма, только элементы декора ее более строгие. В основном это сочно профилированные ширинки с поставленными на угол зелеными и полихромными изразцами, ленты изразцов в основании звона и над ним, где они чередуются с красными кубышками. Благодаря геометрической упорядоченности декора и господству в нем фигуры квадрата нарядный столп звонницы прекрасно увязывается с лаконическим кубом храма, контраст не перерастает в противоречие. Суздальские мастера владели этим художественным приемом в совершенстве. Существует мнение, что шпиль звонницы заменил бывший ранее шатер. Вероятно, шатер был вогнутой формы. Но и шпиль, поставленный на купол, не внес художественного противоречия в образуемый колокольней и храмом комплекс. Он еще более придал ему светски-городской характер, сблизив его с образом ратуши. Влияние архитектурных идей Петровской эпохи здесь несомненно. Поскольку в образе Воскресенской церкви суммированы наиболее прогрессивные черты старой и новой архитектуры, то получившийся сплав выглядит очень органичным. В этом проявляется одна из черт суздальского ансамбля вообще.

Три рассмотренных варианта храмов с колокольнями определяют собой почти все остальные суздальские храмы XVIII века, относящиеся к тому же типу.

Прекрасным образцом небольшого храма с изящной звонницей является Козьмодемьянская церковь 1725 года, стоящая на холме на берегу Каменки. Строгими формами, отсутствием кокошников храм близок Предтеченской церкви, но композиция его более живописно асимметрична. Колокольня поставлена не по главной оси, а у северо-западного угла. Зато с южной стороны храм имеет придел. Колокольня Козьмодемьянской церкви очень изящна. Ее шатер имеет лишь слабый намек на прогиб, но постановкой прямо на арочки звона сближается с исчезнувшей колокольней Входо-Иерусалимской церкви.

Более торжественна построенная на четверть века позднее Знаменская церковь, видная при въезде в город справа. Вероятно, она тоже имела звонницу над западным крыльцом. Куб здания очень развит в высоту; по существу, это уже не куб, а параллелепипед. Особенностью Знаменской церкви является трактовка верхней части четверика в виде своеобразного аттика, зарождение которого мы видели в Цареконстантиновской церкви. Но он не имеет никаких декоративных выкладок из кирпича, а украшен росписью на различные церковные сюжеты. В декоре восьмерика применены синие изразцы — суздальские мастера не отставали от века.

Особую линию суздальского посадского зодчества XVIII века составляют небольшие церковки, строившиеся в характере деревянных клетских храмов с двускатным или четырехскатным покрытием. Один из таких деревянных храмов — Никольская церковь 1766 года — сейчас экспонирован на территории Суздальского музея-заповедника в кремле, но, как уже говорилось, прообразы их уходят в глубокую древность. Отражением их в каменном зодчестве является рассмотренный дом XVII века. Церковки клетского типа строились как «теплые» при летних храмах, но нередко и независимо от них. Такова очень интимная Рождественская (Предтеченская) церковь, построенная в 1739 году в Кожевенной слободе на низком берегу Каменки, между кремлем и Покровским монастырем. Ее колоколенка восходит к колокольне Входо-Иерусалимской церкви. Чаще подобные церкви пристраивались к ранее существующим или ставились рядом с ними. Например, рядом с Воскресенской построена Казанская (1739), рядом с Лазаревской — Антипиевская (1745), рядом со Смоленской — Симеоньевская (1749), возле Никольской — Христорождественская (1775), возле Знаменской — Ризоположенская (1777), наконец, недалеко от Цареконстантиновской построена Скорбященская церковь (1787). С другой стороны, рядом с теплой Рождественской церковью возникла летняя Богоявленская. Образующиеся пары объединялись колокольней, чаще всего «суздальского» типа, то есть с вогнутым шатром. Возвышаясь над парами церквей и отличаясь от них несравненно большей нарядностью, эти колокольни становились центрами своеобразных микроансамблей, расположенных в различных частях города: на площади, в Кожевенной слободе и на окраинах.

Такой же микроансамбль сложился в XVIII веке в соседней Кидекше, архитектура которой рассматривается в настоящем очерке как часть суздальской. В 1780 году рядом с древней церковью Бориса и Глеба была построена в типе простого клетского храма теплая церковка св. Стефана. В XVIII веке возникла и шатровая колокольня, уже долгое время находящаяся в наклонном положении, как Пизанская башня. Колокольня очень обильно декорирована поясами балясин, обнаруживая менее строгий вкус строивших ее зодчих по сравнению с суздальскими. Устройство в основании шатра «полицы» похоже на то, что мы видели в кремлевской колокольне. Но там эта «полица» отвечала общему крепостному образу могучего столпа колокольни, а здесь на нарядном восьмерике она выглядит архаизмом.

Перечисленные небольшие церковки, по существу, следует рассматривать как промежуточное звено между культовой архитектурой и каменным гражданским зодчеством. В наиболее чистом своем «клетском» виде (как церковь св. Стефана, например) они почти ничем не отличаются от каменных домов с двускатным покрытием, один из которых сохранился близ Спасо-Евфимиевского монастыря. Только маленькие главки на церквах говорят, что перед нами не жилая, а культовая постройка. Это способствовало сохранению целостности в суздальском ансамбле. Насколько чувство ансамбля было свойственно суздальским зодчим, можно хорошо проследить на судьбе ярусных построек, которые продолжали появляться и в XVIII веке.

Тысяча семьсот сорок четвертым годом датируется Ильинская церковь, стоящая на «Ивановой горе» в Заречье, в районе Борисоглебской церкви. Возможно, что соседство последней предопределило выбор мастерами Ильинского храма ярусной композиции, тем более что окраинное положение храма не только позволяло, но и требовало подчеркивания вертикальной оси здания. Однако мастерство строителей Ильинской церкви ниже, чем у зодчих Борисоглебского храма. Ярусная композиция созданной им архитектурной доминанты несколько лапидарна.

В 1772 году на площади рядом с Входо-Иерусалимской церковью возникла Пятницкая, представляющая тот же тип «восьмерик на четверике». Пятницкая церковь во многом близка стоящей недалеко Успенской церкви кремля и, возможно, построена в подражание последней, как второе связующее звено между кремлем и архитектурой посада. Во всяком случае, зодчие Пятницкой церкви еще более снизили ярусность постройки, превратив восьмерик в постамент для купола. Из декора храма устранены все живописные криволинейные формы, благодаря чему архитектурные сооружения конца XVIII века были сгармонированы с обликом Входо-Иерусалимской церкви 1707 года. Новые вкусы проявились в неравногранности восьмерика, отчего он кажется более пластичным, а также в невысоком аттике в основании большого фигурного купола. Приземистая композиция Пятницкой церкви, особенно ее верх, напоминает парковые постройки XVIII века.

Архитектура Суздаля XVIII века не исчерпывается рассмотренными памятниками, но и сказанного вполне достаточно, чтобы по достоинству оценить удивительно бережное отношение суздальских зодчих к творчеству своих предшественников. Конечно, не следует забывать, что для развития пышной архитектуры в стиле барокко в Суздале не было условий, и это облегчило органическое включение архитектуры XVIII века в ранее сложившийся ансамбль. На протяжении нескольких веков для суздальской архитектуры было характерно сочетание конструктивной ясности основных архитектурных объемов с очень тонко прочувствованным пластическим и полихромным декором. По-видимому, это можно объяснить несколькими причинами: 1) громадной художественной силой домонгольского архитектурного наследия, 2) тесными связями суздальских мастеров с вековыми традициями народного зодчества, 3) не столько поверхностно-меценатским, сколько рациональным взглядом заказчиков на архитектуру, 4) большой архитектурной культурой суздальских мастеров, воспитанных на глубокореалистическом подходе к архитектуре. Вероятно, есть и другие причины, может быть, еще более важные, но это предмет особого исследования.